"Смонг — это очень любопытное понятие. Сейчас оно, к сожалению, метафоризировалось сильно — ну или, к счастью. Но вообще это очень для антропологов интересный объект исследования.
Когда было мощнейшее землетрясение в Индонезии (2004), то вообще основное разрушение и количество жертв, которое там зашкаливающее, огромное — оно было на Суматре. Но между, собственно, источником цунами и Суматрой был ещё один маленький остров под названием Симелуя.
И вот, несмотря на то, что туда эта волна пришла раньше, жертв там гораздо меньше — буквально несколько человек на фоне десятков тысяч, сотен тысяч здесь. Потому что выяснилось, что есть такой огромный пласт культуры, сформировавшийся в Индонезии и на Филиппинах, во многих, на самом деле, островных анклавах, ареалах, ещё с предыдущего такого мощнейшего цунами начала XX века (1907).
И вот этот корпус колыбельных песен, частушек, прибауток, пословиц — он называется смонг. А там, как в зашифрованном виде, чёткие указания, что делать. То есть: когда ты слышишь ритмичные удары и вода отступает от берега — значит, там, всё бросай, беги туда.
А из-за того, что смонг в маленьком деревенском сообществе Симелуя всё ещё воспринимался буквально — да, не как там далёкие сказания предков, а как инструкция — там оказалось гораздо больше выживших. Потому что они всё побросали, поднялись в гору и остались в живых.
А вот на Суматре, где тоже был смонг, но он уже не воспринимался как что-то буквальное — ну потому что больше 100 лет прошло — там жертв оказалось гораздо больше.
И сегодня смонгом называется вот такого рода семейный фольклор, который передаётся из поколения в поколение, даже если очень сильно контрастирует с твоим собственным опытом. Он в какой-то момент выстреливает, начинает восприниматься как инструкция.
То есть если у тебя семья диссидентов, которая прошла там в подполье в советские годы, то, хотя ты вырос уже, в общем, в относительно свободной атмосфере — там, ну, я не сталкивался ни с антисемитизмом государственным (да, с бытовым — да, ну в девяностые годы еврейские организации наши в городе Пенза тоже, в общем, принимали активное участие в противостоянии дворовому антисемитизму — его же нет) — а но вот государственном — никогда.
Там куча других вещей, которые транслировались: да, там что такое репрессивный аппарат, что такое силовые органы, что такое стукачество, что такое доносительство. Да, то есть — никаких показаний на друзей. Вот эта этика отношений, принципиальная, которая была в этих диссидентских кругах.
А для меня — это мой смонг. То есть это как бы вот то, что я уже во взрослом возрасте, в 40 лет, в какой-то момент запустил — эту семейную программу."
Виктор Вахштайн
Смонг
